16.06.2011 в 03:17
718 слов
Гексли приходит с дождем. Смеется, встряхивается мокрым щенком, расшвыривает по коридору вещи.
- Домой не успевал, а тебе было ближе всех, - на ходу поясняет удивленному Бальзаку. – И я почти не промок! У тебя есть полотенце?
Идет привычно на кухню и, не дождавшись Баля, вытирает голову салфетками.
Задевает неловко заварочный чайник, чуть не опрокидывает, ловит на лету. И снова чему-то радуется:
- Ну надо же, с иероглифами! вот этот точно означает Большая Удача! А это - Тигр, правда? Я когда-то учил японский, вот, все помню.
- Это пожелание приятного чаепития на китайском, - суховато говорит Бальзак. Он внимательно изучает пейзаж за окном: унылые серы здания. Почему-то страшно взглянуть Гексли в глаза. Что он вообще делает здесь, в его доме, на его кухне?
- Я завариваю чай, будем пить? – отвечая на незаданный вопрос, Гексли снова улыбается. А еще – роется в его шкафах, достает какие-то банки, нюхает, мурлычет что-то под нос, носится по кухне разноцветным вихрем.
- Если хочешь. Стой, что ты делаешь?! Нельзя доливать холодной водой!
- А, ерунда, не отравимся! – Гексли машет рукой, плюхает на стол чашки. – А что-то сладенькое у тебя есть? Замотался сегодня, срочно надо подкрепиться.
Бальзак молча лезет за конфетами, но не успевает – Гексли уже откопал где-то баку с полузасохшей сгущенкой. В глазах – восторг ребенка, получившего долгожданную сладость. Лезет в нее прямо столовой ложкой, и с наслаждением облизывает:
- Вкусно…
Бальзак молча отхлебывает чай. Он ужасен – заваренный не по правилам, долитый прямо водой из-под крана – они могут подхватить любую болезнь, это попросту опасно, но… Гексли уже доел сгущенку, и теперь потрошит пакет с конфетами.
- О, мои любимые! Ты же их не любишь, зачем купил?
- Я принесу чего-то выпить, - глухо говорит Бальзак. Не объяснять же, что надеялся… Все равно не поверит. Да и незачем портить вечер глупостями.
Когда он возвращается с коньяком, Гексли привязывает к длинной ленте конфеты, старательно затягивая узелки.
- Гавайские бусы! – да что же это, опять улыбается! Его улыбка – локальный ад. Или рай? Он вечно путает эти понятия. – Алоха! У тебя есть гавайские песни?
От коньяка Гексли смирнеет, устраивается на диванчике – близко, черт возьми, слишком близко! – поджимает ноги, складывает замысловатые башни на столе из коробочек-баночек-чашек.
Бальзак наблюдает, стараясь не упустить ни малейшего движения. Кто знает, когда закончится дождь? Кто знает, когда уйдет Гексли?
Но за окном льет все так же уныло и беспросветно.
- Идем на выставку современного искусства? – Гексли пьяный, ласковый и уютный, как котенок. Ластится, чуть не мурлычет. Слишком опасный на этом крохотном пространственном пятачке. – Там весело… Такие персонажи попадаются… Люди вообще забавны, правда? Я их люблю.
- А я – нет, - чертов язык, почему так сложно заставить себя молчать.
– Тогда ты должен любить растения! – глубокомысленно заявляет Гексли, чуть не ложась на него. – Ведь логично?
- Очень, - иронично замечает Бальзак. Его внутренний логик в присутствие Гексли уже давно впадает в кому.
- Эй, тогда почем у тебя нет кактусов? – Гексли лезет проверить на подоконник, теряет равновесие, хватает за штору… Но Бальзак всегда начеку.
- Тебе нельзя пить. Координация движений нарушается.
- Ну, это у меня врожденное! – все с той же улыбкой Гексли машет рукой. Убить за легкое движение губ. Чтоб его никто не видел. Это восьмое чудо света достойно гробницы Тутанхамона.
- Идем.
Гексли доверчиво хватается за протянутую руку, покорно позволяет себя вести, сворачивается калачиком на кровати.
- У тебя здесь уютно. Мне нравится. Хочешь – останусь?
- Устроить тут локальный апокалипсис? Я лучше дождусь две тысячи двенадцатого.
- Твое дело, - обиженно дуется Гексли. – О, а хочешь я кактус тебе подарю? У меня, правда, нет, но я у Дюма дома видел, такие симпатичные!
- Спасибо, предпочту отказаться.
Гексли садится, скрестив ноги, дергает за рукав.
- Эй… ну хоть чего-нибудь ты хочешь?
- Хочу. Секса с тобой.
А вот теперь и правда конец света. Долгая, долгая, долгая пауза.
- Посмотри мне в глаза, - Гексли непривычно тихий, и его голос…неуверенный?
Нежные руки касаются его лица.
- Я тоже хочу. Классно совпадение. Нам повезло, правда?
- Я не верю в удачу, - Бальзак ни во что не верит. Даже в то, что происходит прямо сейчас.
- Ну и не надо, - машет Гексли. – Главное – поверь в меня. А я – буду твоей удачей.
Бальзак молча кивает, и тянется к пуговицам на рубашке. Господи, как можно надеть такой безвкусный галстук с Симпсонами? А впрочем…
Его собственная удача рассеянно улыбается ему и расстегивает молнию на его джинсах. Сегодня ему повезет ее трахнуть.
URL комментарияГексли приходит с дождем. Смеется, встряхивается мокрым щенком, расшвыривает по коридору вещи.
- Домой не успевал, а тебе было ближе всех, - на ходу поясняет удивленному Бальзаку. – И я почти не промок! У тебя есть полотенце?
Идет привычно на кухню и, не дождавшись Баля, вытирает голову салфетками.
Задевает неловко заварочный чайник, чуть не опрокидывает, ловит на лету. И снова чему-то радуется:
- Ну надо же, с иероглифами! вот этот точно означает Большая Удача! А это - Тигр, правда? Я когда-то учил японский, вот, все помню.
- Это пожелание приятного чаепития на китайском, - суховато говорит Бальзак. Он внимательно изучает пейзаж за окном: унылые серы здания. Почему-то страшно взглянуть Гексли в глаза. Что он вообще делает здесь, в его доме, на его кухне?
- Я завариваю чай, будем пить? – отвечая на незаданный вопрос, Гексли снова улыбается. А еще – роется в его шкафах, достает какие-то банки, нюхает, мурлычет что-то под нос, носится по кухне разноцветным вихрем.
- Если хочешь. Стой, что ты делаешь?! Нельзя доливать холодной водой!
- А, ерунда, не отравимся! – Гексли машет рукой, плюхает на стол чашки. – А что-то сладенькое у тебя есть? Замотался сегодня, срочно надо подкрепиться.
Бальзак молча лезет за конфетами, но не успевает – Гексли уже откопал где-то баку с полузасохшей сгущенкой. В глазах – восторг ребенка, получившего долгожданную сладость. Лезет в нее прямо столовой ложкой, и с наслаждением облизывает:
- Вкусно…
Бальзак молча отхлебывает чай. Он ужасен – заваренный не по правилам, долитый прямо водой из-под крана – они могут подхватить любую болезнь, это попросту опасно, но… Гексли уже доел сгущенку, и теперь потрошит пакет с конфетами.
- О, мои любимые! Ты же их не любишь, зачем купил?
- Я принесу чего-то выпить, - глухо говорит Бальзак. Не объяснять же, что надеялся… Все равно не поверит. Да и незачем портить вечер глупостями.
Когда он возвращается с коньяком, Гексли привязывает к длинной ленте конфеты, старательно затягивая узелки.
- Гавайские бусы! – да что же это, опять улыбается! Его улыбка – локальный ад. Или рай? Он вечно путает эти понятия. – Алоха! У тебя есть гавайские песни?
От коньяка Гексли смирнеет, устраивается на диванчике – близко, черт возьми, слишком близко! – поджимает ноги, складывает замысловатые башни на столе из коробочек-баночек-чашек.
Бальзак наблюдает, стараясь не упустить ни малейшего движения. Кто знает, когда закончится дождь? Кто знает, когда уйдет Гексли?
Но за окном льет все так же уныло и беспросветно.
- Идем на выставку современного искусства? – Гексли пьяный, ласковый и уютный, как котенок. Ластится, чуть не мурлычет. Слишком опасный на этом крохотном пространственном пятачке. – Там весело… Такие персонажи попадаются… Люди вообще забавны, правда? Я их люблю.
- А я – нет, - чертов язык, почему так сложно заставить себя молчать.
– Тогда ты должен любить растения! – глубокомысленно заявляет Гексли, чуть не ложась на него. – Ведь логично?
- Очень, - иронично замечает Бальзак. Его внутренний логик в присутствие Гексли уже давно впадает в кому.
- Эй, тогда почем у тебя нет кактусов? – Гексли лезет проверить на подоконник, теряет равновесие, хватает за штору… Но Бальзак всегда начеку.
- Тебе нельзя пить. Координация движений нарушается.
- Ну, это у меня врожденное! – все с той же улыбкой Гексли машет рукой. Убить за легкое движение губ. Чтоб его никто не видел. Это восьмое чудо света достойно гробницы Тутанхамона.
- Идем.
Гексли доверчиво хватается за протянутую руку, покорно позволяет себя вести, сворачивается калачиком на кровати.
- У тебя здесь уютно. Мне нравится. Хочешь – останусь?
- Устроить тут локальный апокалипсис? Я лучше дождусь две тысячи двенадцатого.
- Твое дело, - обиженно дуется Гексли. – О, а хочешь я кактус тебе подарю? У меня, правда, нет, но я у Дюма дома видел, такие симпатичные!
- Спасибо, предпочту отказаться.
Гексли садится, скрестив ноги, дергает за рукав.
- Эй… ну хоть чего-нибудь ты хочешь?
- Хочу. Секса с тобой.
А вот теперь и правда конец света. Долгая, долгая, долгая пауза.
- Посмотри мне в глаза, - Гексли непривычно тихий, и его голос…неуверенный?
Нежные руки касаются его лица.
- Я тоже хочу. Классно совпадение. Нам повезло, правда?
- Я не верю в удачу, - Бальзак ни во что не верит. Даже в то, что происходит прямо сейчас.
- Ну и не надо, - машет Гексли. – Главное – поверь в меня. А я – буду твоей удачей.
Бальзак молча кивает, и тянется к пуговицам на рубашке. Господи, как можно надеть такой безвкусный галстук с Симпсонами? А впрочем…
Его собственная удача рассеянно улыбается ему и расстегивает молнию на его джинсах. Сегодня ему повезет ее трахнуть.